Галатея(«Ночной шёпот Галатеи, обращённый к ученику Пигмалиона»)
муз:Л.Альтшулер, ст:Майя Борисова Перелепи моё лицо, скульптор!
В ладонях мни его, как мнут глину...
Поторопись меня лепить, скульптор,
а то я снова убегу, сгину.
Твоя каморка так темна, милый,
под лестницей, где белый свет клином...
Пигмалион сейчас пройдет мимо
в опочивальню и меня кликнет.
Он будет ласков, а потом — бешен,
а после в непробудный сон канет.
Он не признается богам, бедный,
что под его руками я — камень.
Все говорят: Пигмалион — мастер,
он мою душу вызвал из мрака!
А я увидела тебя, мальчик,
и позабыла вмиг, что я — мрамор.
Пигмалион сиял, как грош медный,
касался рук моих, колен, стана,
а я дрожала: что же ты медлишь?
Ведь для тебя живою я стала!
В легенде холодно мне, как в склепе.
Меня доверие небес давит.
Пигмалион себе еще слепит!
Он тоже, в общем-то не бездарен...
Растрепан факел молодым ветром,
горячий отблеск на твоих скулах.
Чтобы лицо мое — к тебе, вечно,
перелепи мое лицо, скульптор!
Я умоляю, всех богов ради, —
ведь счастье роздано нам так скупо,
чтоб нам неузнанным уйти рядом,
перелепи мое лицо, скульптор!
Чебурек(Женщине, которая, к тому же, умеет делать чебуреки.
Ритм-опера под шлёпанье ладоней, когда слова сами себе — барабан).
Л.Альтшулер заставка-прибаутка: Во саду ли в огороде
рос горох, а в поле — репа.
Я спою вам что-то вроде
то ли рока, то ли рэпа.
…финал: Будто бы нет опыта, добытого бедой,
добытого бедой,
будто бы в добром деле дебет обетован,
дебет обетован,
будут рады воды родников некованому табуну,
табу… табу нет в природе вроде бы да на любовь.
Жмутся овцы планет в единственный света круг,
стынет череп Земли, теряя за веком век,
мужика же куражит чарка из женских рук,
следом — прямо с печи наперченный чебурек.
Лунная песенка(Посвящение В.Ланцбергу)
Л.Альтшулер Лунная улица, струнное олово,
камни на голову.
Прячьте, Учитель, гусли в ножны,
мы здесь не очень нужны.
Счёты не сведены.
Ноты — от Сатаны.
Прочь с песнями луны!
Ставни затворены.
Встречен камнями, верни
первый в лицо врагам,
про второй позабудь, третий —
или резцом оживи, или
камнем стань сам.
Уши заткнувших найдёт
окрик военной трубы.
Сманят колокола души слепых.
Кто ж захочет других песен?
Пусть — один.
Улица щурится — день, куда денешься —
луч в шляпу денежкой.
Прячьте, Учитель, гитару в ножны,
мы здесь совсем не нужны.
Хоромы выстроены,
скатерти настелены.
Где столько белизны,
уж не нужно луны.
Встречен улыбкой, ты заплатишь вперёд
детям снежных времён.
Подобрался к сердцам
звонкий лёд.
Хоть одно оживи, или
льдиной стань сам.
Гонит соловей соловья —
вслушайся в птичий язык.
Смотрит молча в глаза к ночи зверьё.
Кто ж захочет других песен?
Пусть — один.
Кто ты, один или горсточка малая?
Выйди на палубу.
Мы, не убравшие души в ножны,
только друг другу нужны.
Кому трубы поют,
кому — арфы в раю,
мы приговорены
слышать песни луны.
Не свалить
так друг друга, чтоб ниц
после драки не пал весь народ,
как и не зарыть
нам испуганных лиц
в Бога доброго отчий живот.
Ты сберёг
нужный цвет парусам,
для кого-то бог — ты сам.
Лесенка:
Ты был Бэмби, как я, а теперь — тоже Старый Вожак.
Жили с песенкой:
ни кола ни двора, как теперь — ни ствола ни ножа.
Ты мне спой про хорошие дни,
ибо мы с тобой
одни.
Трещинка камня у глаз,
радуга льда на просвет, —
всё это только для нас,
нет ничего в темноте,
только любовь, только любовь.
1995г.
Русак Л.Альтшулер То ль мне клык обнажитьи с волками жить,
то ли уши прижать —
к людям убежать.
Думал — спрячу бока,
пережду пока.
Не накормит нора,
выходить пора.
Ждёт меня западня
среди бела дня.
Ночью совы кричат,
стерегут зайчат.
От беды, от стыда,
от зверья к жилью
увожу навсегда
заячью семью.
Горы ваты плывут
в синих небесах,
горьковато поют
в спину голоса.
Что найду у людей —
Happy every day?
Или петлю и крюк
От кормёжки с рук…
Организма приём,
заячий каприз:
как просить о своём —
сразу уши вниз.
Тонкожил, мягкотел,
коротка губа.
Не прожил, как хотел,
ни при чём судьба.
Я — грызун, я искал
по зубам трудов.
Любят зубки оскал —
вот и вся любовь.
Эй, народ заводной,
вам не слух, не бег,
не талант нужен мой —
только русый мех.
Лезвиёчком кривым
выньте мою грусть.
Заводным, неживым
я ещё вернусь.
На шикарном авто
чучелом — в леса.
В сердце вата, зато
уши — в небеса.
1995г.
Натюрморт с пейзажем Л.Альтшулер Холст - в поле белый конь,
луч солнечного воска.
Холст:
кубок на столе,
красивые харчи.
Там —
голубая слёзка —
родничок да берёзка.
Здесь —
свет в ночи,
береста в печи.
Кто
надоумил стать
берёзку берестою?
Кто
стронул этот луч?
Уж я тут ни при чём.
Дни
хлынули бедою,
ледяною водою,
ночи — огнём,
на губах вином.
Дни —
битвою-бедою,
ледяною водою,
ночи — огнём,
на губах вином...
Ах,
как я натопчу
у всякого колодца.
Ах,
в гости я лечу,
где ждут меня давно.
Конь
белой птицей вьётся,
надо мною смеётся —
мол, всё вино
выпить мудрено.
Конь
подо мною вьётся,
надо мною смеётся —
мол, всё вино
выпить мудрено.
Так
во поле берё-
берёза и стояла,
так
до гола ствола
стояла на своём.
Ей
большего не надо —
всё равно будет мало.
Огнен пейзаж
с полем и конём.
В печке пейзаж с полем и конём.
Бег трусцойЛ.АльтшулерВ мире, где было всё,
даже Иисус Христос,
ты-то вряд ли спасён
будешь, хоть верь до слёз.
Любят напомнить люди ж,
чем ты когда-то будешь,
только глаза закрыл —
чем ты когда-то был.
От полезных вестей —
актов, инфарктов, пуль, —
Юг не ломит костей —
едем ням-ням и буль-буль.
Если memento mori,
дуй моментально в море.
Вылезешь тёпленек —
ты не утопленник.
А сморил тебя Юг —
Север – он тоже друг.
Пой, греби вдоль борта,
где ещё красота?
В дебрях седой России
смолкни, любой мессия.
Среди лесов ея
сгинь, философия.
Жаль, окончен сезон,
в прорубь лезть не резон.
Что там смотрит родня?
Только б не злобу дня.
Зверем гляжу на телик,
руки опять вспотели.
Вижу лицо с ленцой —
с места беру трусцой.
Ой…
Дышит наперекор
грудь, и стучит мотор:
бум, бум, бум.
Мышцам нравится бег.
Одолевает смех.
Радуюсь, как осёл,
ниточке бытия.
В мире, где было всё,
должен был быть и я.
Ожидание дождяЛ.АльтшулерМне нужен дождь —
я не расту,
небо закрыто травой.
То, что упало на сад, было наверно для сада камней.
Жду тёплых струй до костей.
А от небесных затей
я просто выстроил дом
и прошу вас, без добрых вестей
не приходите ко мне.
В доме моём
больше не сбудется воля Его:
Рай-где-то-там и две тысячи лет воровства на Земле.
Мой дом в душистых лесах
в злых не нуждается псах.
Сплю — горло открыто, калитка на старой петле.
В доме моём
птицы в окно залетают, смелы.
Зверь моё горе слизнет, а своё он разгонит хвостом.
Что красит в доме углы?
И для кого в нем столы?
Здесь о деньгах, о королях не говорят
и не пугают гостя постом.
В доме моём
можно прожить без ненужных одежд
Душу, крупней, чем с пятак, видно и так,
а наряд — суета.
Вдвоём по тёплой реке
сплавляешься не без надежд.
А в одиночку в холодной сидишь
и считаешь, считаешь, считаешь до ста
…ой-ой-ой-ой…
В доме моём
ты досчитаешь до ста
и поймешь:
саду чужак — новый цветок,
камню — росток,
а тебе повезло.
Ты ждал: вот-вот хлынет дождь,
но всё, что ты помнишь о нём —
он в облаках, в запахе пыли,
он есть предвкушенье его.
РОБИНЗОН Л.Альтшулер 1. Монолог Робинзона Что-то амфоры реже и реже">Что-то амфоры реже и реже.
А гитар не приносит вообще.
Я один на пустом побережье
средь оброненных морем вещей.
Для кого мой зазубренный заступ?
И на что чудакам этот рай?
Этот остров — фальстарт Твой
и заступ, —
слышишь, Отче, переиграй!
Не засчитывай, переиграй.
Сочиняя по синему синим,
мой маршрут до конечного дня,
дай мне друга, чтоб в синей пустыне
я его понимал, он — меня,
да подружку — красу неземную.
Только море решило само:
шлёт с форштевня русалку резную,
а из трюма — обломок трюмо.
Ну причём здесь, скажите, трюмо.
Мне ведь вправду себя стало жалко,
как русалку нашел в полный рост.
А зачем человеку русалка?
Всё равно у неё только хвост.
А потом настроенье пропало,
как увидел себя в зеркале.
И зачем человеку зеркалы?
Лучше б не было их на земле,
а тем боле — на этой земле.
Ты смеёшься, не видишь оттуда,
как скудеет рука и щека.
Робинзоны — не робины гуды,
мне не выжить без материка.
Унесёт меня к людям корабль —
может там я срублю с топора
для красы деревянную бабу,
и она достоит до утра.
Где ж вы клиперы, где катера...
Я любому миклухо-маклаю
дом дарю на крутом берегу.
Я и пятницам зла не желаю,
но и видеть уже не могу.
И не дай вам Господь, чтоб впустую
в их песок ваша жизнь утекла.
Кстати, ночью уперли статую.
Унесут и осколок стекла,
и последний осколок стекла,
никчемушный осколок стекла.
2. Ответ Робинзону Это что же за слезы горилльи?Разроптался. Роптит и роптит.
Думал — мне фимиам воскурили,
а он жалобой небо коптит.
Был бы ты полководец усатый,
а не рыл бы колодец лопатой,
хоть какого соседа убил, —
и народ бы тебя не забыл.
Что туземцы? Они — те же дети.
Ну нагадят тебе на алтарь.
Так в твоём же, не в ихнем Завете —
«Не кради, не убей, не ударь».
Материк твой — мираж на бумаге, —
одинаков с макушки народ.
Всё того не поймут, бедолаги, —
как запущено, так и идёт.
Этот ждёт с молока только пенку.
Эти молятся стенка на стенку.
У тебя весь расчёт на меня.
Мне же некуда очи поднять.
Сто столетий мой враг и соперник в строю.
Но он рад мне, и я ему рад.
Я по-прежнему дискант рассвета пою,
он выводит басовый закат.
Ты проспал свой рассвет —
В мире нет тех монет,
что вернут ускользнувший рассвет.
Ты не знал про закат —
подымайся, пока
твой закат только розов слегка.
Стало некуда ставить зарубку?
Значит ты свою грусть перерос.
Раскури шелкодымную трубку.
Отцеди забродивший кокос.
По ранжиру креветок на блюде
разложи и бери не спеша.
Если новых попыток не будет,
а ведь новых попыток не будет,
раз уж больше попыток не будет,
значит эта и так хороша.
Поеду порыбачуЛ.АльтшулерГрустят мои друзья, свои увидев рожи,
по бывшей гладкой шоколадной коже
и гладят кошелёк во глубине кармана,
как гладят бок убитого каймана.
Они давно не нюхали тумана
и не герои ничьего романа,
и не с небес у них в кармане мани-манна.
Грустят мои друзья, с утра ощупав лица,
что молодость уже не повторится,
и давят колесом воспоминаний кобру,
чтоб стать лицом неслабу и недобру.
А я, с моей гитаронькой на пузе,
вздыхаю не о стареньком Союзе,
но всё же — о согревшей наши души музе.
Я пальцами в носках подвигаю свободно,
оденусь некрасиво и немодно.
Сегодня я поэт — скулит душа моя собачья.
Сегодня я поед-поеду порыбачу.
Найду я, как душа мне приказала,
перрон второстепенного вокзала.
Чай бечевой тут ничевой меня не привязало.
Не надо бичевать, быть киборгом и йогом,
чтоб переночевать под чьим-то стогом.
А утром мир в росе, беспомощны стрекозы,
и к чёрту всех, и душат счастья слезы.
Встречайте, насекомые и звери.
Сейчас я босиком и в вашей вере.
Я вас не трону, сонные тетери.
А вот и мой сосед пристроил над водою
шалаш, костёрчик для бесед — теперь нас двое.
Чтоб слово, звук и цвет легли не как попало,
встречайте свой рассвет лишь там, где не ступала.
Земля — не для семи мильярдов с плугом,
не для двуногих, а для всех и — лугом.
И враг с врагом — не то же, что друг с другом.
Вы скажете — старо, утопия, химера,
ты выдумал второго для примера,
ты — белка в колесе, а светлые виденья
глядишь, как все, в минуту пробужденья.
Но если вам немного полегчало,
пока моя фантазия звучала,
ну что же, братцы, вкратце прокручу сначала.
Грустят мои друзья, укутав на ночь лица.
Года уходят — как не материться…
И гладят невпопад кто кобуру, кто кобру.
А можно ж жить и с добрыми и добру.
Гуси мои, гуси(Ю.Нечаеву) Л.Альтшулер Ещё качаясь на крыле,
в пуху щека,
мы были небу и земле
милы наверняка.
Мы все вернёмся на ночлег
в свой пруд и сад.
И только тот, кто видел снег,
не повернет назад.
А что есть мир? да просто — мрак,
без наших глаз.
И голос пробует вожак.
Он был один из нас.
Снег за горой, он так далёк.
Полёт — игра.
А вдох глубок, а вдох глубок —
и позади гора.
Мой друг, качайся на ветрах.
Труби, мой друг.
Мы растеряем пух и прах
лишь на груди подруг.
И снег — мираж, и ты здесь бог,
и даль чиста.
А что под горлом холодок —
так это высота.
Летим, где ты, знакомый крик?
Кричи, вожак.
Глаза устали? Голос сник?
Иль появился враг?
— Я не охрип, я не ослеп.
И нет врага.
Но это снег, но это снег!
Там впереди — снега.
Ещё качаясь на крыле,
в пуху щека,
мы были небу и земле
милы наверняка,
наверняка…
Моей ровеснице (романс) Л.Альтшулер Свечи горят. Зеркало зло.
Не гляди туда, не молчи.
Я проверял — пламя светло,
и ещё так много свечи…
Я проверял — пламя светло,
и там ещё так много свечи…
А за окном осень, дымы.
Не гляди туда, не гляди.
Я всё узнал: нам до зимы
тысячи лет впереди.
А в небесах — там всё всерьёз —
я увидел книгу времён.
Но чудеса — в странице слёз
не было наших имён.
О, улыбнись. Небо не врёт.
Мы всё начинаем с нуля.
Видите, мисс, сколько Вас ждёт
ягодных чистых полян.
Сбрось, позабудь страх за спиной,
лучший свой наряд не снимай.
Просто ты будь рядом со мной,
крепче меня обнимай.
Там, в зеркалах, правды — на треть,
то ещё не шторм, а прибой.
Я всё решил: будут гореть
свечи, пока мы с тобой.
Скрипучая песенка Л.Альтшулер
Скрипучее дерево дольше стоит
(Пословица) Скрипучее дерево дольше стоит.
От слёз только зорче зрачок.
Скрипи, моя милая, если болит,
поплачь – я подставлю плечо.
Мы слишком спешили к подножию гор,
мы просто с тобой увлеклись.
Теперь, когда стынет вскипевший мотор,
послушаем пение птиц.
Вот зяблик с таким наслаждением бьёт
такое простое клише.
Ему в этот час не по силам полёт
и сложности не по душе.
Вечерняя песня качает тела,
мурчит и баюкает всласть.
Вечерняя песня – кончайте дела,
не спорьте – она началась.
В ней только вначале немножечко слёз —
был труден полуденный путь,
потом громовые аккорды до звёзд
твердят, что нельзя отдохнуть.
Но вечен минор у подножия гор —
там тихо вздыхает струна —
зачем я всю жизнь так ленив и хитёр,
а ты так мила и нежна ?
Ах, если б мы были металл и стекло,
вели под конвоем судьбу,
с вершины, что облаком заволокло,
в победную дули б трубу!
Но занят собою весь мир остальной.
Бессмыслен проделанный путь.
И спрятать нельзя подбородок стальной
в литую стеклянную грудь.
К тому же и скука — победы дитя —
найдёт нас на этой скале.
Уж лучше тихонько скрипя и кряхтя
в обнимку ползти по земле.
Мы разве грустим? Может — делаем вид,
а в сумке бокал да смычок.
Певучее дерево дольше скрипит.
И зорче от влаги зрачок.
Ну и станут все рубли трудовыми.
Ну и вычистим от мусора веси.
Ну, поставим крест на громе и дыме,
навыдумываем сказок и песен.
Ну родится — богатырь, что ни мальчик,
что ни девочка — ведьмацкая сила.
Так ведь будет уходить ещё жальче!
Нет уж, пусть всё остаётся, как было
КАК-ТО ЭДАК(меж женщиной и фокстерьером)
Л.Альтшулер Пусть нет того огня,
Пусть дама выбрала меня
Плевать, что внучка генерала
Найти пришла и пора
И мне мой слиток серебра
Под грудой чёрного и рыжего металла
Пока искать натура не устала
Ем, пью, на что мне стать —
Мне б только будни скоротать
Мадам, ведь я же вас не сравнивал с другою!
Что за вопрос, мадам?
Я все принёс, мадам
Все так живут
Но тут
себе и мне на горе
Вы как-то эдак топнули ногою
..ногою.. а-а !
— Наш дом похож слегка
На чум, на домик рыбака
По всей квартире только шерсть и лыжи !
— Мадам, мой фокстерьер
Не так уж портит интерьер
Зато попробуй подойди к нему поближе
Залижет ..залижет.. ага..
Да, я провинциал
Да, не раскрыл потенциал
Моя работа — кто её придумал
— Без личных докторов
Без Бабуянских островов .. а-а !:
Ну хоть бы с моря теплый ветер дунул.
Тут я уже молчал, смотрел и думал:
Ах, штучка вы моя
На брючках молния
Но не укусишь даже голым локоть
От топота копыт
Пыль по полю летит
От топанья в огонь — по горлу копоть
Мадам, не надо было топать!
Да, серебро в вас есть
Но победила жесть
Наверно виноват ваш предок
Мой дом таков, как есть —
Вам всё хотелось здесь
Навеки переделать как-то эдак
И вышел жест вослед и напоследок
Мадам, ну обернитесь напоследок
Скажите что-нибудь, мадам
Взгляните как-нибудь, мадам
Швырните чем-нибудь, мадам
Уйдите с кем-нибудь,
мадам
Но это всё уже вослед и напоследок
2000
Манифест№1: «90—е ПРИШЛИ» Л.Альтшулер Вынули кляп, но придумали клип. Круто.
Снова мычу, зато с правой мочу жёстко.
— Хочешь игру ? Ты нам брат, мы тебе бруты
Хочешь — воюй, но вокруг не твоё войско.
Прежняя чушь — нежная Русь
Петь не хочу. Сеять боюсь
Зёрна ничком в поле моём
Под каблуком, под вороньём
Мудрым гуру только кажусь
В эту игру я не гожусь
Зря я в миру. Зря гоношусь
Сяду к костру — не надышусь
Лоб показался глазам чересчур скрытным
Душу прогнали: все спали — она пела
Съел сам себя на обед самоед хитрый
Зубы, желудок, кишка — вот и всё тело
Он на печи. Печка – как лёд
Заяц — кричит. Ворон — клюёт
А он за людьми смотрит в трубу
Антисеми пядей во лбу.
Только в одну жизнь верит Русь
Кану ко дну — вряд ли вернусь
Но снова игру выиграл Друзь
Пум-пуру-ру...А? Впрочем сдержусь
Грешник на грешнике. Руки ль Творца косы?
Глина ль туга? Ты подпой, подмогни словом
В старом скворечнике нету скворца — осы
Плюнь да строгай, да весной замени новым
Зеро к зеру — бодро тружусь
В вашу игру я не ввяжусь
В меру беру, в меру делюсь
Если совру, сам расколюсь
Книжный еврей верует в Русь —
В лисьей норе вскормленный гусь
Мне по нутру струнная грусть
Песню ору. Смолкнуть боюсь
...Ля-ля-ля-ля ...
Вот поутру снегом утрусь
И не помру, и доберусь
1994
Манифест №2: «АЙСБЕРГ»(От Московского КСП-74 до Груши – 99)
Л.Альтшулер …Так он сказал, совершив кругосвет:
-Гибель титаников!…айсбергов нет…
~~~~~~~~
Если я в радости, трезв, как скала
Снятся мне гадости - служба, дела
Если же в горе я, чуточку пьян
Зрю аллегорию - дно, океан
Нет ни отдушины, сердце болит
Чёрными тушами в лоб корабли
Днища замшелые, плоский народ
Якорем шею мне каждый скребёт
каждый скребёт…
~~~~~~~~
Кто ж откопал кусок
Первого льда?
Музыку радуги
Силы секрет?
Как он посмел, как смог
Сдвинуть тогда
Белые айсберги
Песенных лет
Ты переспорил гриф
Хваткой своей
Не спасовал, не стал
Нем от беды
Значит на скользкий риф
Нынешних дней
Вышел с запасами
Чистой воды
Вёл плавникам точный счёт Человек:
Сгубит отравами – ставит буёк
Быстрыми тралами втащит наверх
Тех, кто достаточно головоног
Ввысь улетай верхом
Шустрый моллюск
Там прилипай, вверху
Хлипкий полип
Нету под айсбергом
Номера люкс
-А почему ?
-Да чтобы ты к айсбергу
Вдруг не прилип
Плыл над кораллами синий кристалл
Только кристаллами и прирастал
Муть, что тревожила, села песком
Нечто надёжное в небе морском
Но в поднебесии плыть нелегко
Вот и проталинки точат виски
Айсберг – не крейсер ведь и не линкор
А у титаников лица крепки
Он на себе выплавляет узор -
По морю плавают мыло и сор
Луч его светит и тонок и бел -
С палуб ответят пятьсот децибел
пятьсот децибел…
Годы забрали пыл
Стал мудрецом
Чуть поседел, застыл
К небу лицом
В шрамах скитаний, как
С ветра свеча…
А от титаников
За борт моча
Души, что знали души его вес
Руки разняли, и айсберг исчез
В стороны льдинками, каждый – один
Мизантропинками
От альтруин
Мало ли что нынче льда - завались
Мало ли кто, где, когда собрались
Мало ли чем отдыхает народ
Мало ль вообще для чего он поёт
Что не для разума -
Резвости для
И не сошла ж с ума
Вся–то земля
Зубками клацает –
Будет жива
Кристаллизации
Не прозевай
1999
КРУИЗ Л.Альтшулер Где о причалКорабль свой бок громадный
Тёр и царапал
Кто-то спускался — никто не встречал —
С неба по вантам,
С борта по трапу
— Земля !
И как в непогоду чёлн,
Он выбрал риф — мое плечо
Грела плечо
Пятерня его, скрючась пернато
Слепком с каната
Вместе со мной
Он оглядывал даль —
Как там на свете ?
Сам и ответил:
— Все так !
Тебе повезло, не трусь
Ты поплывешь — я остаюсь
Что ж, корабли
Для земли
не притёрты и кривы
А в море — красивы
Нельзя
Их ровней обтесать
И нельзя их вписать
Обратно
В город квадратный
— Прощай !
Я тоже не прям, не щупл
И ничего не пропущу
Гладить
Китов по усам —
Промышлять ли их мясом и усом —
Уж это решу сам.
Врагу
В левый бок угодить
Только Бог мне один
Помешает
Пусть Он и решает
И та,
Что пересечёт мой путь
Должна сама за мной шагнуть
А ночью
Порочны мы, немы
и неуязвимы, как души
Всех спящих на суше
А день —
Между небом
и тенью от неба
Слепящая ниша —
Ни ниже ни выше
— А ну !
Как мне разорвать волну
И тучу, и голубизну
~~~~~~~~~~~~~~~~
Вас удивит моя лапа —
Не стало различий
Меж нею и птичьей
Внизу
Кто-то безумный в море глядит и глядит
С причала
Его не качало
— Пора !
Мне мой завершить круиз
Шагнуть с небес по вантам вниз
— Земля !
Окончился мой круиз
Иду с небес по вантам вниз
И дело не в том
Что глаза подводить меня стали —
Предвидят детали
А в том,
Что лишь там — под розовым веком —
Я в море по рекам
сумею вернуться,
И жалко проснуться...
Вам — плыть
А мне надо как-нибудь
Вперед смотреть и не моргнуть
Как быть ?
Ведь надо мне как-нибудь
Вперед смотреть и не моргнуть
2000г.
(ритм) Дистрофики 2, 9-14 Л.Альтшулер [ 2 ]Я был вторым, я зря растратил сто талантов.
Будь каждый сын мой знаменит и в чём-то перв.
Я назову вас: Музыкант Из Музыкантов,
Бессонный Лидер, Дон Жуан и Книжный Червь.
Детишки выросли, всяк знал и жанр и место.
Но музыкант открыл какой-то «ридинг-клаб»,
спит книгочей, вожак командует оркестром,
и все буквально перегрызлись из-за баб,
ну просто жутко конфликтуют из-за баб.
[ 9 ]Вот эти двое будут мстить, причём — бессрочно,
А эти сто пойдут на дно, кичась несчастьем.
В конце останутся пять-шесть сосредоточенных,
способных разложить беду на части.
Узнают женщины про них, таких хороших, —
всем станут жертвовать — всё для услады их,
и нарожают им пять-шесть на них похожих,
плюс сто беспомощных и мстительных двоих.
[ 10 ] Тот молодой, что не вернул мне рукавицы,
обиделся, что нет в котле какавы.
Халявствующий должен примириться
с законом сохранения халявы!
Души загадка несомненно есть в народе,
чей капитал на месте не лежит:
кто пирамиду сложит для Мавроди,
тот вашу стройку разберёт на гаражи!
— Какава где?
— в пирамидЕ.
[ 11 ]Нас телевизоры, как дичь, на пульты ловят,
гипнотизируют и держат за загривок,
чтобы подстыла наша кровь при виде крови,
сбойнуло б сердце от рекламных перебивок.
Включи «масс-медиа» — увидишь меди массу —
В Законе Мелочь, Победившее Ничто.
Не трогай пульт. Не ешь отравленного мяса.
Отдёрни лапы. Погуляй. Накинь пальто.
[ 12]— Вы почему, — меня спросили, — без охраны?
Хоть я гулял среди не медведей.
Да ведь охрана — те же люди, как ни странно.
Им тоже страшно в городе людей.
Да, он построен — новый мир — гордись, народы:
к концу тысячелетия и века
мы раз в году боимся сил природы
и каждый день — другого человека.
— Ты how do you do?
Нет, лучше обойду.
[ 13 ]Когда б нас боги в час рождения забыли,
хлебнув, к примеру, сверх естественных причин,
мы может все б родились москвичами или
не разделились бы на женщин и мужчин.
Вот был бы мрак, вот тут себя б нам стало жалко.
А в остальном судьбе не уступай вовек:
залают псы — хватай подружку в одеялку
и зарычи на них как человек,
ховай свою провинциялку в одеялку,
неси подальше и рычи как человек.
[ 14 ]Кому пою? Ведь нас не переделать, плутов.
Тут корень предствления иной:
чтоб повернуть хотя б на две минуты
все души вверх забытой стороной,
чтоб улыбался друг и обнимал подругу, —
где реют ангелы, расслаблены умы, —
чтоб вы могли поаплодировать друг другу:
Как все добры! Вот это да! Вот это мы!
Мы ж аплодируем практически друг другу:
Как все добры! Вот это да! Вот это мы!
(ритм) Дистрофики 1-5 Л.Альтшулер [ 1 ]
В большой сети welcomed высказаться всякий:
босс или бос, усат или пейсат.
Пейсатель саг не переводит зря бумаги,
поскольку сагу пишет сразу же for site.
Мы — повара неубывающего блюда!
И каждый думает, варя его, творя:
Где этот тот, кто отхлебнёт и скажет: «— Чудо!
Бульон талантливый, и пар идёт не зря!»?
Мильон талантливых, и пар идёт не зря.
[ 2 ]
Я был вторым, я зря растратил сто талантов.
Будь каждый сын мой знаменит и в чём-то перв.
Я назову вас: Музыкант Из Музыкантов,
Бессонный Лидер, Дон Жуан и Книжный Червь.
Детишки выросли, всяк знал и жанр и место.
Но музыкант открыл какой-то «ридинг-клаб»,
спит книгочей, вожак командует оркестром,
и все буквально перегрызлись из-за баб,
ну просто жутко конфликтуют из-за баб.
[ 3 ]
Был трудный день, я засыпал и плохо слушал.
Бревну от слов вообще не может быть вреда.
Но грубый факт мне так впивался в душу,
что и сейчас наводит ужас сквозь года.
Да, да — он выиграл с забвеньем поединок,
как башня Эйфеля, Равеля «Болеро», —
тобой неправильно запихнутый ботинок
под дно палатки, где как раз моё ребро.
[ 4 ]
Я слушал молча и подпёршись кулаком.
Я возразил, но речь была не меткой.
Спор — это спорт не с клюшкой и сачком,
а с хорошо натянутой ракеткой.
И я сказал: — Давай подтянем наши струны!
И ты сказал: — Давай разбудим речи дар!
Мы всё наладили. Мы веселы и юны.
Свисток. Ноль-нолито. Коллега, Ваш удар.
[ 5 ]
— Куда спешим, турист? Все цели ложны.
— Ещё чуть-чуть, добавь веслом, упрись ногой.
Без ложных целей было б невозможно
нам дотянуть от этой точки до другой.
Гляди — рассвет. А ну-ка, солнце, ярче брызни,
зелёный рай за ближнею горой!
Ещё под кайфом первой половины жизни
мы продолженья ищем во второй,
мы повторенья ищем во второй.
Привал Л.Альтшулер —
Мой рукав издалека пришёл и вдаль уйдёт,
брось, не тяни.
Вправду разве твой оазис так уж и хорош,
чтоб мне сбиться с прямой?
— В зной
здесь вода, как лёд,
отдохни в тени.
Вот — видишь полный ковш —
не спеши, он твой.
— Караван за караваном — чуют языки
соль на боках.
Разговор за разговором — мой язык устал,
у тебя много тем.
— Что
ты сложил в тюки —
потерял в тюках,
что
мне не рассказал —
потерял совсем.
— Луч алеет, ковш мелеет — чем полью сады
завтра в душе?
Пил, роняя - наклоняя, стала так легка вдруг
его рукоять…
— Ночь —
много ли воды,
мало ли, в ковше —
в нём
так же глубока,
звёзд не сосчитать.
2002г.
Когда ж мне пожить-то? Л.Альтшулер
— Когда ж мне пожить-то? С какого бы дня?
Взглянул на себя: ну дела!
Работа не та, и не те мне родня.
А жизнь — почитай, что прошла.
— А ты поживи, в назиданье врагу,
сегодня! Сейчас только три.
— Сегодня? Сегодня пока не могу.
Не то что-то как-то внутри
Летопись эпохи переменЛ.Альтшулер(предлагается в качестве вечной программной песни
всё равно какой партии)
Тучен вожак, скромен, как бык, щедр, как пантера.
Но выдворен враг, вырыт ледник, в шкурах пещера.
А тонкий поэт выдал куплет, сидя на ветке.
Племя в слезах, хвалит в глаза:
— Мяса поэту! Вождю и шакалу — объедки!
Тучен поэт, шкур больше нет, моль — как пантера.
Тушу быка из ледника делит пещера.
Страшно в лесах, вождь в небесах, враг больно меткий.
Метит к огню, смотрит в меню,
тоже не хочет на ветке, не хочет объедки.
Тучен шакал. Он закопал в лёд полпоэта.
Щас не до тем этим и тем, не до куплета.
Смена вождей, люди людей рвут, как пантеры.
Боги с трибун, предки в гробу
ждут, как разделят без них ледники и пещеры.
Тучам ворон чей-то урон — радость добычи.
Душки кружат, тушки лежат — нет в них сноровки птичьей.
Бывший шакал — что он искал, как бедный полз-то,
был бы шкелет — жил бы сто лет,
в бучу житьё - не шитьё, чаще рвётся, где толсто.
Тучки — на юг, в прошлом испуг, в будущем — детки.
Шрам на заду, рыбка в пруду, птичка на ветке.
Спрятался зверь — сразу не верь, будь потошшее.
Суйся везде и только в еде
следуй за Батькой — пусть первым наест себе шею.
Тучен вожак, косноязык, скверны манеры.
Но выкурен враг,
роздан шашлык
и в шкурах наши пеще –
э –
рррры.
2002г.
ГрозаЛ.АльтшулерПолуморгнув, застыв на полушаге,
коричнев и колюч на все лады,
Лес попросил : — Мой Брат, скорее влаги !
Все мои нёба сухи, Небо, дай воды !
Брат Небо в золотых подвалах дома
хранил грозы созревшее вино.
Чуть раскатив пустые бочки грома,
он, хохоча, у непочатой вышиб дно.
—Пей, мой Брат,
пей, не тумань свой взгляд.
Ты гляди далеко-далеко-далеко,
не заметишь закат
Будь, мой Брат,
выше травы стократ.
Только тут — высоко-высоко-высоко
купола облаков
подо мною горят.
И стал не так уж безнадёжно жалок
от засухи вчера упавший лист.
И в небо пламя синее бежало
вверх по стволам. И кроны выше поднялись.
Над бездной всё бесстрашнее и чаще
сливались отражения в воде.
Там лес качал листвою настоящей.
Там горизонта больше не было нигде.
— Эй, мой Брат,
ты не ходи назад.
Ты иди далеко-далеко-далеко,
не догонит закат.
Будь, мой Брат,
глубже воды стократ.
Только тут — глубоко-глубоко-глубоко
купола облаков
надо мною парят…
Тут не встретишь закат,
ты обманешь закат,
не догонит закат…
2001 г.
РОБИНЗОН - 3
(Бегство Робинзона)Л.АльтшулерОрёл прав,
что в просвет следит добычу.
Стрижи правы,
что хотят просвет заштопать.
Лишь я один не прав,
что хочу доделать дело
Просветы —
след пилы моей горячей.
Сто лет пел
мне орёл, как сладки зёрна.
Стрижи клялись
не кричать, не суетиться.
Сто лет я строил дом —
выходила только лодка.
Вот я иду столкнуть
её со стапелей.
Кто зорок —
стань для нас вперёдсмотрящим.
Кто скор крылом —
разнеси подальше новость.
Кто рад, кто так и знал,
кто полжизни ждал потопа,
спешите,
ветер свеж, маршрут не ясен.
А вёсла
хороши, чтоб оттолкнуться
от собственных следов —
неловкостей вчерашних,
от мест, где боги,
Мажь – не мажь уста их кровью,
не скажут что к чему,
а только – кто кого.
На гребне
миг найдётся злой работы,
внизу, меж волн, —
для объятий передышка.
О, тесный наш корабль,
мы немножко тоже боги —
без молний
и без скучного бессмертья.
Ты, море,
дай достичь земного рая,
где нет ещё дымов,
и бухты безымянны,
где только тронь песок —
просыплются столетья.
И тварь прекрасная,
к другой прекрасной твари
вскарабкавшись на лапу безрассудно,
промолвит: « — Эй,
не съешь меня случайно!
Я на минуту — тут тепло,
тут пятна солнца».
И та, что больше,
подставляясь поудобней,
ответит « — Что ты,
мы же все
из одного Ковчега».
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
[финал 1-й вариант]
Орёл прав:
ждут голодные орлята.
Стрижи правы,
в шумных стаях им спасенье.
Мой дом давно готов,
вот и якорь перед входом.
Сыграть вам на пиле
Секвенцию Дороги?
Но утром
на полянах беспризорных,
в моих просветах,
так и не заросших, —
там взрослых тварей нет,
там решают остальные,
рычат, хохочут, ржут:
— Не съешь мня случайно!
Давай играть, что мы
из одного Ковчега,
айда за мной, но чур —
ступать по пятнам солнца…
[финал 2-й вариант]
Орёл прав:
ждут голодные орлята.
Стрижи правы:
Покричи — печаль отстанет.
Но кто сейчас в моих
просветах не заросших
сказал: — Эгей! Смотри
не съешь мня случайно!
Давай играть, айда
ходить по пятнам солнца.
Скачи, пари, умри,
но в тень не наступай,
чур, в тень не наступай,
ты в тень не наступай.
2002 г.
За чисткой зубов:
Моя нош, шайгача или шамая,
не жабудь: ты шамая-прешамая!
ТЫ И Я
Мы друг в друге искупались, как в реке.
Мы друг в друге извалялись, как в муке.
Мы пеклись под тёплым небом до зимы.
И теперь, где пахнет хлебом, — это мы.
Шлёпанец
Пусть к яблоне смелый мичуринец
грушевый шьёт привой.
А я, в темноте шаря шлёпанец,
хотел бы наткнуться на твой…
Об интересном
Шарик на верёвочке — не интересно.
Интересно, чтобы сам каждый раз находился!
Какой с рассветом не приснится дряни. Л.Альтшулер
Какой с рассветом не приснится дряни.
Нет, утром я не ваш, мадам Тюссо.
Cимметрия в лице — по Модильяни,
крепленье ног и рук — от Пикассо.
Балкон, наклоны, колумбийский кофе,
под душ — и слечь от тяжкого труда.
Теперь входи кто хочешь. Сонный профиль.
Зато на стук — суровым forte: — Дааа!!!!!
Про подушку мокруюПарафраз
на исполнение В.Бережковым
песни "Август" (муз:А.Михайлов, ст: Б.Пастернак)
акцент: автор подчёркиивает, что
это был парафраз не на стихи, а на их
исполнение переполненным
жизнью Володиным голосом (Тула, 1988).
Л.АльтшулерЯ знаю, по какому поводумужчина увлажнил подушку.
Он под вечер собрался по воду
и уронил в колодец кружку
Она сверкнула жаркой охрою,
и он до самого рассвета
всё вспоминал, крутясь и охая,
черты любимого предмета.
Уж он найдёт, нальёт родимую,
о смерти перестанет плакать,
согреет душу песней дивною,
и станет чернозёмом слякоть,
швырнёт слова беспечно-дерзкие
в жерло извечного закона,
а мокрую подушку, мерзкую, —
в окно раскрытое балкона.
1988г.
Один сказал: «Мне ни дочка не поводырь,
ни внук и ни уж тем боле его жена.
Они подадут мне с верхом стакан воды,
когда попрошу губами глоток вина».
Другой поднялся: «Пошли, не грузи юнца.
Ты, мальчик, — вечный богач, у тебя есть ты,
дождям не от милосердия нет конца,
и день тебя обогреет без доброты».
У рыбака есть домик, в нём две рыбачки.
А у соседа рай, там рыбачек — три.
Это конечно сказка и чушь собачья.
Если начнёшь сначала, то так не ври.
У рыбака всё в рыбе, жена послушна.
А он в соседний рай мастерит ключи.
Это пойдёт. Увертюра звучит не скучно.
Но если это правда, ты уж молчи.
Молчаливая песняЛ.АльтшулерКто-то потрогал весло —
кто-то в пучине не дремлет.
Молит река рыбака
не удаляться ко сну,
тычет в ладони волну,
ищет во мне слабину,
не отпускает на землю.
О, как же мне повезло —
вышла лунища, что семь лун,
семь золотых якорей
бросила к лодке моей.
Видите, на берегу!
Золото я стерегу
и не могу к вам на землю.
Тихо моё ремесло,
плескам и шёпотам внемлю.
Я привезу свой улов —
ворох попавшихся слов.
Вот вам язи, вот лини —
искры от жаркой брони —
не уроните на землю!
Эй, кому скулы свело,
нам эта ночь не затем ли,
чтоб, разобрав голоса,
хором молчать в небеса?
В море утонет река,
в споре устанет строка,
искрам не стоит — на землю.
К морю река не беги.
В хоре строка не слоги.
Искорки, выше круги,
даже пеплом
не стоит —
на землю.
2004г.
Песенное перемирье Л.Альтшулер Первый вариант начальных строк: Прочь выбираясь из круга,
всё прокляня,
Ниже — более поздний вариант,
ставший основным. Спрыгнув с летящего круга,
с поручней дня,
вы отыщите друг друга,
песню, костёр и меня.
Пламя согреет колени.
Стихнут леса.
В круге от жарких поленьев
съёжится мир колеса.
Там приходилось вам туго.
Здесь у меня
нет ничего, кроме друга,
новой тропы и огня.
Если ж замечен на пире
враг испокон,
Песенное Перемирье —
более древний закон.
Вы приходите к закату,
дня не кляня.
Вы отыщите брат брата,
песню, костёр и меня.
Вот и расплакались тучи
шумным дождём
Нот не считает поющий,
не замолчим — поживём.
2000г.
Трясло. Трясло. Три слоя рук
надёжней двух пуховиков.
Нашло. Нашло. Наш ловкий друг,
костром спасая чудаков,
внимал, внимал, в немалый штоф
свои сомненья погрузил.
С утра, с утра с утратой сил
я кое-что сообразил
и это всё изо-бра-зил.
Хрестоматийный мальчик муз:Л.Альтшулер и А.Городницкий, ст:В.Шефнер Голландский бедный мальчик у грани пенных вод
дрожит и горько плачет,
а с места не сойдёт.
По щиколотку в тине
стоит он день деньской,
промоину в плотине
закрыв своей рукой.
Уже припухли гланды
и боль в его груди,
но сгинут Нидерланды,
лишь руку отведи:
промыта будет дамба
солёною волной -
тогда аминь и амба
всему, что за спиной...
Невесел на картине
продрогший паренёк.
Что он хрестоматиен,
ему и невдомёк.
Он никого не учит,
ничьих похвал не ждёт,
он этот частный случай
в закон не возведёт...
С усталостью во взоре,
с надеждой и тоской,
он сдерживает море
немеющей рукой.
(ритм) Дистрофик 7 Л.Альтшулер [ 7 ]
Вчера вернулся, чертыхаясь, из Парижу.
Сегодня вышел — в лифте гадость. Как же быть?
Ох, соплеменнички! Ох, как я ненавижу
вас ненавидеть! И как люблю любить!
Вы одурели, Вовы и Алёны?
Иль это с глаз моих упала пелена?
Но я полжизни в русску речь ходил влюблённый,
а то, что видел, то не видел ни хрена.
Песенка о добре Л.Альтшулер Добро — оно должно быть. С кулаками или без.Тут главное — не кулаки, а ноги.
Ты — добрый, сильный рыцарь. Пока с коня не слез,
умильных слез не предпочёл дороге.
Добыв скотинке пищи, не стой с теплом в груди.
Но под ноги гляди, чтоб не споткнуться.
Оставь, что можешь, нищим и немедля уходи,
чтоб не увидеть, как они дерутся.
Спеши — тебе не нужно слышать, что там позади,
не нужно видеть, как они дерутся.
Но там, где ни добро, ни зло — ещё не дело рук,
где пятипалых нету даже клёнов,
ты северным озёрам — поутру случайный друг —
вглядись в глаза и хищно и влюблено!
Сгорят альбомы пыльных дней —
открыток про людей.
Зато ты эти унесёшь с собою —
где белые туманы так играют в лебедей,
чтоб их признало небо голубое!
Крылатые туманы так играют в лебедей…
Потом уходят
в небо
голубое.
2005г.
Весенняя песенка Л.Альтшулер Соседний ли завод вернули в преисподнюю?
Теплее ль стал народ?
Иль сам я стал народнее?
Закат не ядовит!
Мне сколько лет? Скажите – сто.
Но будущего вид
мне тоже – вид на жительство.
Совсем по Гауди
дома покрылись розовым.
И лужа впереди
легла волшебным озером.
Под шиной взорвалась
нетронутая ладога.
Пока летела грязь,
успела вспыхнуть радуга.
А вас кто рассмешит,
царевны берендеевы?
Тропу моей души
с балконов разглядели вы.
От дома до угла
негромкая тропа вилась —
и под ноги легла,
и в доме не убавилось!
Воскресли воробьи,
жуют с ладоней лошади.
И снова все свои,
и все вокруг хорошие.
Девчонки — динамит —
всё краше и беременей.
А что Чермет дымит —
так это дело времени.
Он что — ещё дымит?!
Ну, это дело времени.
Неполон мой сюжет,
как вы проникли разумом.
В нём тикает брегет,
пружинка ж-то не показана.
Зачем туман ежу?
Откуда песни в кочете?
Хотите расскажу?
Вы слишком много хочете!
Хотите расскажу?
Вы слишком
Много
Хо
Чи
Те
!
2007г.
Пыхтелка в соль-мажоре Л.Альтшулер Вам, может, досталась лошадка?
А мне почему-то – волчок!
Его положенье пугающе шатко —
он любит прилечь на бочок.
Его положенье пугающе шатко —
он любит прилечь на бочок.
Небось, вам подружка досталась,
а мне – заводная юла!
Всю ночь она пела, всё утро смеялась,
весь день безнадёжно спала.
Всю ночь она пела, всё утро смеялась,
весь день безнадёжно спала.
Другим выпадают дорожки.
А мне непременно – стезя!
Вам местные кошки мурчат понарошке.
С моей же вполсилы нельзя!
Вам местные кошки мурчат понарошке.
С моей же вполсилы нельзя!
Кому-то ж досталась дурнушка.
А мне-то за что же - краса?
Теперь я жалею, что вырастил брюшко,
и так растерял волоса.
Не буду повторять! Не буду повторять!
Па-рампам-па-рам-пам-пам-пам.
Другим канотье достаётся,
а мне почему-то — картуз.
Натянешь — и сразу под черепом вьётся
ночное созвездие муз.
Натянешь — и сразу под черепом вьётся
ночное созвездие муз.
2006г.
Песенка об утолении жажды Л.Альтшулер Я наблюдал причуды облаков.
Я их нашёл в окошке родника.
Но вскоре жажды обруч стал таков,
что, не стерпев, я выпил облака.
Теперь во мне блаженная река.
Но я жалею, что к воде приник.
Ругаю в небе просто облака,
и жду, когда наполнится родник.
2006г.
Резюме Л.Альтшулер Да, я не мог понять речей в высоком штиле,
Просил защиты у вещей — не защитили.
А истин не было и нет, не будем спорить.
И не давайте мне монет — оставлю в море.
Да, вы правы — я идиот, все бесполезно.
Мне светит бездна синих вод, где вам — лишь бездна.
Я в море тёплое нырну — гребу руками.
Вам никогда в его волну не бросить камень.
2006г.
Наверно сверху ротозеи
а может ветер или эльф
мне уронили даму бубен
на подоконник за окно
не надо тыкать так свирепо
то длинной шваброй то прутом
и так гроза сквозняк и голубь
к другому счастье отнесут
КоробкиЛ.АльтшулерМы поднимемся, выкрутим пробки,
Мы вернёмся по узенькой тропке,
Рухнем в хаос!
…на ощупь в коробки,
И душой станем светлы и робки.
Мы лежим с тобой, как на картинке.
Ты разденься — хотя бы ботинки.
Не реви. Это будет напрасно.
Не кури — тут пожароопасно.
Лезет к месяцу морда оленья.
Мы с тобой одного поколенья.
Этот свет — он на целой планете.
Он такой же, где мы с тобой — дети.
Он такой же в окне далай–ламы.
Он такой же, — вздохнули бы мамы.
А в коробках мы прятались в прятки.
Как же всё ещё было в порядке…
2007г.
Асфальтовая песняЛ.Альтшулер—
Город ваш громок. А пыли-то в нём!
Пол ходуном. Не мортиры ли бьют?
— Пилят кругом.
Асфальтируют днём.
Пилят, потом асфальтируют.
— Осень как Варфоломеева ночь?
Сонных нокаутируют?
— Пилят и в дождь.
Асфальтируют в дождь.
Пилят и асфальтируют.
Значит и жизнь моя даже в глуши
русла в обход не выроет…
Пилят всё вширь.
Асфальтируют вширь.
Пилят, потом асфальтируют.
Это верняк. Не уйдёшь, пешеход.
Просто другого мира нет.
Пилят дубняк.
Асфальтируют брод.
Пилят и асфальтируют.
Что ж за мандат вам вручён Сатаной —
Автомобилем–иродом?
— Пилим под ноль.
Асфальтируем вдоль.
Пилим, потом асфальтируем.
— Крест на могиле ваш внук да сынок
чтят ли как отчих квартир уют?
Пилят, мой друг.
Асфальтируют в срок.
Пилят…
2006г.
ЧАСТУШКИ ДЛЯ БУНЬКИ
С мужуками, вижу я, у тебя прогресс.
Ты кому же, рыжая, слала эсэмэс?
-***-
Мне знакомые звонят, а я отвечаю всем вокруг:
Бунька у меня обнятая, а на вас не хватит рук
-***-
Ты не лезь на подоконник, палкой вымой окна-то —
мне сегодня что-то снилось — моя Бунька чокнута
-***-
Мужики ругают климат, а мне климат нравится.
У них страшные подруги, а моя — красавица!
-***-
Против нервов мой-то пень ел конфеты целый день.
Посмотрю, как взбесится, когда утром взвесится.
-***-
Чукча в Туле не гуляет, чешет переносицу,
говорит, что здесь морозы хуже переносятся
Свеча Л.Альтшулер В дождях по пояс,
не беспокоясь,
он шёл увидеть море
беде на горе,
увидеть море.
Не гончих орды,
не волчьи морды —
не то подкралось с тыла —
душа остыла,
остыла душа.
Навстречу свечка
плыла — из тех, что
лишь души греть умеют —
не в торт и не для храма,
а души греть умеют.
И если мы все
посторонимся,
она ещё успеет,
она упряма,
она успеет —
такая свеча…
2007г.
Четыре напева Л.Альтшулер —
Не покинь меня, милый, останься моим арлекином.
Я — твоя коломбина, пусть долгою будет тропа нам.
— Ну конечно, ну что ты, уж я-то тебя не покину.
Но ты снишься мне нимфой, а я — заблудившимся паном.
Ты забудешь меня, одного из бесчисленно многих.
Я — с вершин, что мне в городе этом? Одни твои чары.
— О, не прячь своей флейты, играй мой чудак мохноногий.
Мягких пастбищ твоих никогда не покинут отары.
_***_
Сбросив полтыщи лет, я бы попал в твой сон,
там отыскал бы след маленький и босой,
спрятался бы за холм, смолк, позабыл про речь,
стал бы учтивым мхом, чтобы тебе прилечь.
Ночи табун пока воды не замутил,
зеркальцем родника я бы тебе польстил.
Счастлива и пьяна — видишь, как я хитёр —
ты набрела бы на путника и костёр.
_***_
— О нет, не посох! — солнца дай в ненастье.
Я наизусть и так твержу давно
сто притч о найденном трудами счастье.
В сто первой пусть меня найдёт оно.
Ну расскажи мне, бог с ней, с этой былью,
как я встречаю счастье у ворот,
с лицом, не тронутым дорожной пылью,
пусть я стою — и вдруг оно идёт…
_***_
— Мой рукав издалека пришёл и вдаль уйдёт,
брось, не тяни.
Вправду разве твой оазис так уж и хорош,
чтоб мне сбиться с прямой?
— В зной
здесь вода как лёд.
Отдохни в тени.
Вот видишь полный ковш —
не спеши, он твой.
— Караван за караваном, чуют языки
соль на боках.
Разговор за разговором — мой язык устал,
у тебя много тем.
— Что
ты сложил в тюки —
потерял в тюках.
Что
мне не рассказал —
потерял совсем.
—Луч алеет, ковш мелеет, чем полью сады
завтра в душе?
Пил, роняя-наклоняя, стала так легка вдруг
его рукоять…
— Ночь —
много ли воды,
мало ли в ковше —
в нём
так же глубока,
звёзд не сосчитать.
2007г.
Проталины Л.Альтшулер Вот и проталины с кромкою ломкою,
черно заварены
листом, соломкою.
Вот и праздник мятежной воды.
Но с утра что-то нету беды,
ни одной беды.
Танцуют горлицы,
кружатся на пеньках —
ручейки в горлышках,
горлышки в капельках.
Где ж вы, птицы, напиться смогли?
— Мы пьяны
от дымящей волны,
от парной земли.
— Что ж, рыбаки, аль снега тонки
над небосводом реки?
— Нам, рыбакам, нынче песни петь,
сети плести.
А снегов да льдов — их не найти.
Бьют в берега вольны воды —
не перегрести.
А черны снега тают в горсти.
Чудна симфония,
если так.
Жаль, что не понял я,
жаль, проворонил знак.
Часть Вторая, ты раем для всех, —
так смела, так в два счёта смела
грациозный снег.
Танцуют горлицы —
слышу снежинок хруст.
Ручейки в горлышках —
это не речь из уст.
Где ж пассажи отважных вестей?
Где сердца
белоснежных затей,
руки без сетей?
Что ж, рыбаки, ваши правнуки
бродят у белой реки?
Жаром печей
больше не заманят дома.
Снегопад ничей сводит с ума.
О, как приснится им
дым голубых верениц,
песни северных птиц
с белых страниц...
2008, фев.
Отчего люди не летают Л.Альтшулер ЗУБОЗАГОВОРНАЯ,
УТЕШИТЕЛЬНО – ОТВЛЕКАЮЩАЯ
ПЕСЕНКА ДЛЯ ЛЮБИМОЙ,
У КОТОРОЙ РАЗБОЛЕЛСЯ ЗУБ
У моей любимой разболелся зуб.
Сбитого дробиной ангела везу.
Вы его спасите, доктор! Вы ж мастак!
Вы уж сразу почините всё, что в нём не так.
Ставит доктор в белом сизую печать:
— Я уже всё сделал, можно получать.
Он по левитации так тут загинал!
Хуже моли разлетался весь мой персонал.
У ворот спасённого ждёт уже народ.
Мною привезённого сам себе берёт.
Что ж вы это граждане? Не народ, а тать.
Мало ли, что каждому хочется летать.
Ангел мой подходит сперва к молодым,
с кем речь ни заводит, все парят, как дым,
кружатся попарно — некогда присесть.
Небось будет кризис жанра, как захочут есть.
Давние супруги слушают всерьёз,
расцепляют руки, улетают врозь.
Ввысь идут старушки с "господи прости",
и детишки — как из пушки в небо конфетти.
Один юный гангстер выучил иврит,
долго разбегался — до сих пор парит.
И ряды героев, уловив настрой,
разбежались тоже строем, вон уж где их рой.
Не летает чайник — не дали пинка.
Не летит начальник — не было звонка.
Прочие ж граждАне, крепок и кощей,
уплывают вверх с вещами или без вещей.
Толстого гаишника ветер не унёс.
Пролетал над вишнями только его пёс.
Самым страшным в городе был наверняка —
счастие на морде без намордника,
счастие на морде без намордника!
Раскружились, кречеты. Нет на вас ружья!
Ангел — он же женщина, и притом моя.
А ну по квартирам. Будет вам летать.
Щас назад верните миру тишь и благодать!
Что ж ты, добрый доктор, чего натворил,
чем это зубок ты нам заговорил?
— Я сказал крылатому: — тебе по плечу
отменить словечко "надо" и вернуть "хочу".
— Отменить словечко "надо" и вернуть "хочу"?
Нам не надо ваше "надо" — мы хотим "хочу"!
2008, май
Предположение о господине, гуляющем по краю парка с настоящей борзой муз:Л.Дризо, ст:Л.Альтшулер Он не такой чудак, как дедушка Каренин.
Он видел столько лет, что музы с ней на ты.
Когда идёт спектакль, она одна на сцене!
И он строчит сонет, чтобы вложить в цветы.
Но дома, свой букет сам развязав, конечно,
и в речи со слезой опять услышав роль,
он с плащиком в руке, набрав в карман орешков,
идёт гулять с борзой, как истинный король.
2008г.
Слово о КлячкинеЛ.АльтшулерРукой лицо своё искал —
рука слепа.
Прибегнул к помощи зеркал,
но в них — толпа.
«Где я?» — спросил не ум, не рот,
но — рты, умы.
«Тебя здесь нет» — сказал народ, —
«затопчем след, заменим код.
Есть человечий вечный род.
Не ты, а — мы».
Но кто жил в доме у меня?
И чем ведом,
он с воли черноту в огнях
втащил в мой дом?
Сдирая звёздную кору,
из тьмы ваял.
И устоял на злом юру.
И обожал свою игру,
Свои спел песни на пиру.
Не мы, а — я.
2009, ноябрь
Живописец на пленэре Л.Альтшулер
Живописец на пленэре
начинал не в той манере —
в трёх стаканах Карменере нет греха.
И болельщики простили,
но, прося у бури штиля,
дождались обратно стиля и штриха.
Кто сильней по этой части —
разъясняли, так что страсти
улеглись. И только мастер был угрюм.
Сквозь борта он час с полтиной
видел полную картину.
А теперь, как ни крути, но снова — трюм.
Посыльный Л.Альтшулер От урчащих болот до деревнитуда и обратно
я — посыльный, и где остановка —
молчит звездочёт.
Как — туда, так пою, птицы в лад подпевают, дорога приятна.
Как — обратно, молчу, на меня кто-то смотрит, и в рёбрах печёт.
Перед самой трясиной умнеют
бровастые совы.
Перед самой деревней я сплю,
чуткий конь на часах.
Никому не скажите про план мой чудесный, коварный,
особый:
я однажды сверну, ускользну, чтобы странствовать
в синих лесах.
март 2011г.
Утро Дракона Л.Альтшулер Был собеседник — сумасшедший.И утром, высветив провал,
я вздрогнул за вчерашний вечер:
зачем и с кем я пировал?
Потом, поворотив к отчизне
остаток ей не нужных крыл,
замёрз по всей прошедшей жизни:
зачем и с кем я говорил?
зачем и с кем я говорил?
Нет — не по всей. Гигантоптеры,
мы жили в небе, как никто.
Как долго приземленья темы
мы оставляли на потом.
И вот над градом заоконным
уже стою, простерши длань,
как сто проснувшихся драконов:
вы прощены, тащите дань,
вы прощены, тащите дань.
2007г.
ЖёлудьЛ.АльтшулерЖёлудь прошуршал возле, возле.
Жаль, я занят через край..
Я его отыщу после, после:
возьми, дубе, не теряй.
В зелень полегла астра, астра.
Дел по горло, вот дела.
Я уж её полью завтра, завтра:
вставай, дева, весела
Волос побелел, второй следом.
Рук свободных — ни одной.
Красочку подберу в среду, в среду:
шуми, волос вороной.
Часики стучат в темя, в темя,
видят, как мне недосуг.
Назад их отведу, найду время,
нет — подале отнесу.
Солнышко давно слепит, слепит
да клонится не спеша.
А мы всё никак рук не расцепим…
нам так свежо и тихо,
пышно, ароматно,
всё в лад и всё подходит,
только, вот досада,
жёлудь просвистел возле, возле…
Катись, милый, не мешай.
2011, ноябрь
Балалайка
Пахло, конечно же, кошками и керосином.
Он был никто, но теперь он об этом не помнил.
Добрые с водки становятся только добрее.
Злые ж — напротив, но не было в доме не добрых.
Нищий старик, приживалка, ничей дядя Ваня
(мог бы позировать, обликом в тощего грека,
а волосами — безумный настольный Бетховен),
в жаркой каморке под крышей гордец и хозяин,
вдруг протянул мне — возьми насовсем — балалайку.
Мне было семь, и я сам же минутою раньше
ту балалайку пристроил на гвоздь, дотянувшись,
после того, как попробовал благоговейно
ноту извлечь, как из всякой струны и пищалки.
Он улыбался, и древние веки слезились,
скрюченный палец с высот чердака-голубятни,
ритма исполненный, смел дирижировать миром.
Крыши блюли разнобой, и была живописна
роскошь китайки, не собранной на верхотуре.
А балалайка опять превращалась в светило,
в солнце единственное в проспиртованной келье.
Если теперь моё сердце, улитки ленивей,
биться – не биться решать начинает, я слышу:
кто-то иль что-то толкает его осторожно,
тянет упрямо, как маятник — к гирьке добавка.
В доме, которого нет, где родня моей бабки
рада гостям, и гудит о насущном семейство,
вижу побег мой на волю, двуручку на козлах,
дворик колодцем, открытье — крутые ступеньки,
дверь на ветру и «возьми насовсем» и китайку.
Песенка про двух домовых Л.Альтшулер Домовой не смог повеситься — обрывочка не нашёл.
Всё в том доме по местам у них, люди ночью не поют.
Он метнулся ясным месяцем. А я двери не прикрыл.
Вишь, какой мне два-то домовых понаделали уют.
Ты входи, они беспечные, просто дольше нас живут —
лет по тыще, а характером неразумнее котят.
Всё, что свалят, стащат с вечера, утром точно отдадут.
Спросишь строго: «Что напрятали?» — за спиной, а возвратят.
Погоди вот, как получится нам попраздновать слегка,
ты услышишь: первый тенором (э-не-не-не-неээээ ) подпевает хорошо.
А второй уж так соскучился, не нашепчется никак,
всё рассказывает первому, как шнурочка не нашёл.
Домовой не смог повеситься — обрывочка не нашёл.
сент. 2011г
Попытка к бегству Л.Альтшулер —
Ну, просыпайся, друг.
Ног не спускай, их нет.
Ты не в бинтах, ты — пух,
вздох между двух сует.
Думы взбредут — реки.
Нет, я не Иисус.
Ну, собирай полки,
время и здесь — ресурс.
Будешь ты юн, здоров.
Перекатись в ладью.
Выгребем в Парк Миров.
Выберешь — и адью.
Прошлая жизнь пинком?
Бог с ней, следил не я ж.
Выдам перед прыжком
плоть неглиже – дубляж.
Вот, гляди, красота —
гибла в толпе планет,
нет ещё ни черта,
пипла и пепла нет,
хлором, нейтроном-то
флора не тронута,
гаду и рыбе рай —
падай и забирай.
Грубые типажи
рвутся из пелены,
век среди них прожить
хватит извилины.
Злы кровоядные,
вычурны трупные,
но травоядные —
самые крупные.
Вижу, отвёл лицо,
мыслишь эрзацами,
зовами мудрецов
в цивилизации.
Хочешь с умом до ста,
в кайфах, а не в лесу,
прошлое наверстать…
Понял, но вспомни суть.
Ежели не герой,
вылезут тонкости:
там кое-где порой
не без жестокости,
там не без пакостей,
не без бесправия.
Впрочем, и мак растить
можно во здравие.
В мире Зашитых Луз
минус похож на плюс,
нянчит мороз тепло,
прячет нарост дупло.
Сень получи свой лес,
лень на печи — прогресс,
корчик для мёду — эль,
добрый намёк — дуэль.
В городе Клок-за-Клок
волк только волку — волк,
он же овце — овца,
сын на крыльце — в отца.
Здесь не толкай дверей,
меч ковал? — не крестись,
встретил зверей — зверей,
любишь пастись — постись.
В Море Метаморфоз
вздрогнул — прошли года,
враг не похож до слёз,
с местью ты прогадал.
Взрослые ль из детей,
щуки ли в караси, —
те они, иль не те?
Море поди спроси.
В капельках «нонпарель»
Мыслящий Водопад.
Ты к нему — выгнать хмель,
а он всё мыслит, гад.
С этой пыли в горах
умничать стал народ,
скажешь что не в стихах —
щурится, не поймёт.
Переборщишь — под ноль
могут побрить вполне,
не заводи: «юдоль…
всклянь…окоём…зане…».
А за один «оплот»,
«братство» или «добро»
скрутят и — в самолёт,
благо, не бьют в ребро.
Вот тебе царство дам —
померли мужики.
Вот соловьёв стада
гонят на языки.
Справа б ты был бойцом —
шутер пришёл в реал.
Слева б лежал яйцом —
лет коротал провал.
Стоит ли дальше плыть?
Надо решать, мой свет.
Есть всё, что может быть,
там, где предела нет.
Разовый парашют,
фарта на ночь суму,
тело тебе пришью,
память твою возьму.
~~~
— Грацие, гондольер.
Плюс — за экзотику.
Над воздухами сфер
мысли не зло текут.
В этих твоих мирах
тот же предел красе,
тот же межзвёздный прах
чуть по-иному сел.
~~~
Раз я могу выбирать, раз такой уговор,
ты отыщи мне в бинокль, нет, лучше — в трубу,
пятидесятые, скрытый лозинами двор,
дай только спину и руки — я сам догребу.
В мальвах окошко — мой царский подъезд без перил.
Сушит одежды кузнечик, встречать не готов.
Бражник дрожит — кто-то ночью его сотворил,
прежде размявшись этюдами сов и цветов.
Зверев сберёг своих турманов от дикарей.
У Катеринниколавны крыжовник в ладонь.
— Мальчик! Вот тут самый красный, иди-ка скорей.
Тоже налётчик! Сказала же — кислый не тронь.
Город-затишье, где можно в сарай босиком.
Длинный сезон заслонившихся сказкой прорех,
плохо закрытых квартир, взрослых книг под замком,
конских — на автомобильных колёсах — телег.
Шифер покат, но сробеешь — мяча не достать.
Сверху бескрайни сады, как единственный сад.
Кто мог подумать — им скоро от нас улетать,
просто однажды обнимутся и улетят.
Выживет только шиповник. Я выйду один,
не выносящий моторов и рэпа сатир.
Звёзды в окошках закатит под веки гардин
бывший родной зодиак на двенадцать квартир.
Ты не оставишь мне память. Я б тоже не смог.
В путь выходящему память — опасный патрон.
Лучше попробуй — свяжи мне в груди узелок,
виброзвонок, сторожок на поклёвку времён.
Чтобы лоснящийся тигр не сказал мне: «— Олень,
ты рисковал, игры детства — помеха и дым.
Как ты нашёл меня? Как тебе было не лень…
Ну, чтобы внуки твои не попались моим».
Может быть, первым почуяв подошвой толчки
в утро из утр, когда разум ещё невредим,
я всё пойму и оставив в покое звонки,
руки в карманы, пойду напевая один.
Ты замолчал, гондольер, притворяешься пнём.
Значит шутил, как обычно. Закусим губу.
Лавка остыла — такой была лодочкой днём…
Мне б только спину и руки, я сам догребу.
2013, нояб
Вишня-краса Л.Альтшулер — Вишня–краса, где твой росток,
в саду косточка–заблуда, два лепестка?
— Ой, не ищи,
тот сад далёк.
Может, друже, тебе хватит красна листа.
В красной смоле столько меня…
Только косточка–заблуда — это не я,
кто-то другой, не я.
— Речка–судьба, где твой исток,
с горы ручеёк–фонарик, две стрекозы?
— Ой, не ходи,
родник далёк.
Может, друже, тебе хватит дна в янтарях.
В синих морях столько меня…
Только ручеёк-фонарик — это не я,
кто-то другой, не я.
— Радость моя, нет, не спрошу.
Те же вижу две лампады, два костерка.
— Ой-ой не ври,
сама скажу.
Может, друже, тебе хватит долгой реки.
В вишне хмельной столько меня…
Только всё, что было в лето, — это не я,
кто-то другой, не я.
— Что ж ты, земля, где бережок,
чтобы камушков несчётно, вечный рассвет?
— Ох далеко.
Пока дойдёшь,
может, друже, тебе хватит песен твоих.
Тугих колков, струн золотых
тебе хватит — тебя столько, сколько и их.
Ягод-воды чуть пригубя,
пой их столько…
— Сколько?
— Столько, сколько тебя,
никакого не другого,
только — тебя.
2013, сент
Беды - мангровые леса Л.Альтшулер Беды — мангровые леса,
воду смаргиваешь им сам.
Если не поливать,
станут околевать.
А удачи землист росток
чахлым листиком — на восток.
Расфокусируй взгляд —
будет красивый сад.
Мышцы глаза давно годны
двигать фазы твоей луны.
Рок наточил стилет,
ткнул — а тебя там нет.
Думай мимо, когда прижмёт.
Пчёлы в зиму рубают мёд.
Выжжены до седин,
выживем как один.
2013, фев
Ты была ль у меня Л.Альтшулер Ты была ль у меня…
Ловлю – не уловлю,
ты была ль у меня…
Туча копилась полвека.
Ты была ль у меня…
Дождь опоздал,
снегом пылю.
Ты была ль у меня…
По уши снега.
Ты была ль у меня…
Бросил небес рукоять.
Ты была ль у меня…
Годы без звука, без пульса.
Ты была ль у меня…
Видишь,
чтобы только узнать,
ты была ль у меня,
я и вернулся.
2012, дек
Трава высока Л.Альтшулер Трава высока, земляника ещё зелена.
Глаза подними — и закружишься в зной голубой.
А звёздное море придёт — до утра спеленает волна,
и звёзды споют: — ты любим, ты герой, мы с тобой.
А море придёт — спеленает волна,
и звёзды споют: — ты любим, ты герой, мы с тобой.
Давно примелькались пригорки, скрипит колея.
Художник, спеши — не ушёл бы соломенный цвет.
А звёзды звенят еле слышно: — да, кстати, дорога твоя —
удачно как вышло, наверно удачнее нет.
А звёзды звенят: — это дорога твоя,
удачно как вышло, наверно удачнее нет.
Синее сугробы, к закату карминна тропа.
Не много ли, не потерял ли какой красоты...
Но снова: — ах что ты, ну что ты, не бойся —
ни миг не пропал,
махни в темноте пятернёй — соберёшь золотых.
Но снова: — ну что ты, ни миг не пропал,
махни в темноте пятернёй — соберёшь золотых.
Пыхтение в каждой норе, в каждом клюве — перо.
Незнающих глаз уморительна величина.
А ты стань невидим, пропой наугад: — ты любим, ты герой.
Трава высока, земляника ещё зелена.
А ты им пропой: — ты любим, ты герой.
Трава высока, земляника ещё зелена.
2014, янв
Мелодия Сен-Санса муз:К.Сен-Санс, ст:Л.Альтшулер С крыльями тени несметныеиз-за чужих морей, далёких гор
тянут без злобы, без устали
занавес в звёздах — наш укрыть закат.
Чур вам, стрекозы небесные,
полдень ещё не наскучил нам.
Надо сносить все одежды,
в каждом ручье искупаться,
к свету зелёному лунному
глаз приготовить, ухо — к тишине.
Вдоволь пошепчем
о праздном,
о жизни дневной,
как с утром быть, решим,
тогда пусть луч уйдёт…
2013, сент
Серебряное Копытце Л.Альтшулер По воде круги.
Бубенцы – шаги.
А в копытцах серебра, что месяца — в ручьях.
Сказывай, ночь,
чью прислала дочь.
Рассказала б, да она ничья.
Танцевать сама
да сводить с ума
где училась и с каких таких даров наряд?
С жарких дробин
в ниточке рубин,
а слезинки голубым горят.
В ночь вокруг меня
не носи огня.
Отдохни от самоцветов — лето за спиной.
Здесь угольки,
пепел, пустяки
чуть горят. Такой я костровой.
Опусти глаза.
Музыки нельзя.
Да, гляди, не поведи плечом, росы не тронь.
Одна печаль —
долгая свеча,
две печали — порох и огонь.
* * *
Удержись, дурман,
зацепись, туман,
пока будут хор и трубы любы голове.
Ветер, шаги.
По воде круги.
Изумруды грудой на траве.
Ветер, шаги.
По воде круги.
Изумруды всюду на траве.
2013, фев
Да был я в раю Л.Альтшулер Да был я в раю, там песок круглый год
не жжёт и не студит.
И был на краю, там — прижмут кислород
и смотрят, что будет.
И ты, белый краб, не маши мне клешнёй,
маши юным крезам.
И ты, эскулап, ты — как пекарь с квашнёй,
а я испечён и нарезан,
печён и нарезан.
А я пробираюсь меж вами бочком,
я ждал слишком долго,
в единственный рай, где титан с кипятком,
где верхняя полка,
где поезд в совиную ночь-эбонит
несёт астронавта,
в купе все свои, подстаканник звенит,
и старт — только завтра,
и всё — только завтра,
и взрыв — только завтра.
2012, сент
Дорожнаямуз:Л.Альтшулер, ст:Майя БорисоваПоезд последние вёрсты мчит,
Тревожен рокот колес.
Выйдем в тамбур и помолчим -
Не надо ни слов, ни слез.
Леса полосою летят на нас,
Бегут рябины рябя,
А мне остается только час,
Чтобы смотреть на тебя.
Станции чаще и небо плотней,
Фабричные трубы вразнос
И город в сияньи ночных огней
Бросается под откос.
Многоэтажные корпуса
Вдоль шпал начинают плыть,
А мне остается полчаса
Чтоб рядом с тобою быть.
Пойдем в вагон - собираться пора.
Минуты в былое мчат.
Грозно грохнули буфера
На привокзальных путях.
Толчок, остановка - окончен маршрут,
Рожок играет отбой,
А мне остается пять минут,
Чтобы проститься с тобой.
Ну что же, дай руку - не надо грустить,
Не надо сутулить плеч.
В жизни будет немало разлук
И много хороших встреч.
Наш паровоз, остывая, дрожит,
Под сводами пар клубя,
А мне остается целая жизнь,
Чтобы любить тебя.
Антибалетный зонгЛ.АльтшулерМалыш, ты ж будешь старый, ну вот такой, как я.
Сейчас пугни гитарой с насеста соловья.
Судьба — такая морда, всё в спину бы пихать,
не даст твоим аккордам протяжно затихать.
Готовься, парень, к нордам,
готовься, парень, к нордам,
готовься, парень, к нордам —
на зюйды начихать.
Дней на балы так мало, что должен по пути
ты королеву бала с собою унести.
Кто хвать — и сразу в тигли, тот своего достиг,
гадая ж фиг ли, миг ли, ты выбираешь фиг.
Гоняли зайца бигли,
гоняли зайца бигли,
гоняли зайца бигли,
а волк сыграл блицкриг.
Чтоб в жизни даже длинной увидеть труп врага,
ты должен сам дубиной снести ему рога.
А если духом хилый иль вера не велит,
ходи с улыбкой милой, и будешь инвалид.
Тебя сведёт в могилу,
тебя сведёт в могилу,
тебя сведёт в могилу
его цветущий вид.
А угодит в трясину достойная душа —
рубить на жердь осину не выйдет не спеша.
Торча на кочке в брюках, чтоб брюк не замочить,
ты доживёшь до внуков — ан нечему учить.
Не дай рождённым в муках,
не дай рождённым в муках,
не дай рождённым в муках —
да в мухах опочить.
Кричи не «сук», а «сука», тащи — не лепечи,
рукав не пустит руку — до горла засучи.
2013, апр.
Песенка о намеренияхЛ.АльтшулерКак же упал ты? Здесь мрак и зверьё.
Эй! Придержи самолёт!
— Так уж случилось. Но счастье моё,
что на друзей мне везёт.
— Нет, не судьба. Надвигается ночь.
И самолёт улетит.
— Вы полчаса мне хотели помочь.
Это большой дефицит.
2005
ЗавтраЛ.АльтшулерПусто в руке. В путь налегке.
В глине — подков через край.
Не подбирай и не храни,
не занимай пятерни.
Силам не начат отсчёт,
сдвинешь, что хочется,
скажешь: — Нажму-ка ещё! —
они не кончатся.
Эх, не нажать ли ещё! —
они не кончатся.
А сон усталым —
лишнее колдовство,
дождь хрустальный,
тучка на одного.
Без азарта!
Вдох должен быть глубок.
Завтра, завтра
спрыгнет с крыльца клубок.
Брать за углы. Если круглы —
делай, как я показал.
Нет здесь чудес. Камень и лес,
серой земной материал.
Врубим покрепче хиты,
чтобы не заскучать.
Время на дело — впритык,
значит потехе — час.
А сон усталым —
мудрое колдовство,
дом хрустальный,
ключик — на одного.
Без азарта!
Зайцам бежать в луче.
Завтра, завтра,
завтра поймём, зачем.
Что за печаль, кто там впустил
эту в плечах мелкоту?
Пока рычаг в каждой горсти,
не во что взять красоту.
Тычет смычок-каллиграф,
ничего не прося.
Мальчик, уймись, ты неправ.
Вот и умаялся.
А сон усталым —
дивное колдовство,
зал хрустальный,
скрипка на одного.
Без азарта!
Что ты всё ищешь край…
Завтра, завтра,
завтра…
завтра…
Ладно, ещё сыграй.
2015, авг.
ЛегендаЛ.АльтшулерДевка прыгала с кочки на кочку,
босоножка, дикарка, охотник.
Знай, не медли с полётом. А кочкам
распрекрасно живётся в болоте.
Пусть пружинят и колют в подошвы.
Но одна вдруг погладила ногу.
Обернулась дикарка, пропала.
И глаза её — эти озёра.
2014, апр.
ТеатрЛ.АльтшулерУпруго древо, напорист ветер, кружится омут.
Меня припевом, два раза спетым, бросает в дрёму.
От повторений одних уроков кому не тошно —
партеров гений, а я тут сбоку, уж это точно.
Старайся, лето, орлы, парите, чернейте, вишни —
я без билета, законный зритель —
один Всевышний.
Тысячелетий простых напевов понять не пробуй.
Напорист ветер, упруго древо, актёры — оба.
2015, июнь
Старенький велосипедЛ.АльтшулерГрым. Грым. Тыми-дуби-руби. Цань. ц. Ца.
Едет йетина велосипеде,
это — я.
Cвоё дело зная,
выводи, родная,
к речке травяная колея.
К зною, к вёдру
кто-то тянет морду,
солнцу рад.
А другим ненастье —
тишина и счастье,
не растаявший в дождях — им брат.
Грым. Грым. Тыми-дуби-руби. Цань. ц. Ца.
Вот и первый,
дирижёр наверно,
плащ — фирма.
Колокольцы звонки,
арфой в речку донки,
вправо тонки, влево на сома.
Рыбка, рыбка,
где твоя улыбка,
хоть бы круг.
Как ей страшно, боже,
инструмент разложен,
коростель сказал: «Каюк, каюк».
Грым. Грым. Тыми-дуби-руби. Цань. ц. Ца.
Этот юный
на науки плюнул
и в бегах.
А я врать не буду,
есть опасность всюду,
словишь чуду-юду в жемчугах.
Скажет: «?Ударь,
кто мы, и откуда
в нас душа?
Дальше как хотите,
вы слова ищите,
говорите, как я хороша».
Грым. Грым. Тыми-дуби-руби. Цань. ц. Ца.
Душен ветер —
трубку курит третий
где-то там.
Позабыв о трости,
кроя свои кости,
не бросает мостик капитан.
Он не верит
в деревенский берег,
в костерок.
В море его камень
вслед за маяками
вместе с поплавками жмёт вперёд.
Скройте омут,
облака черёмух,
спутай, хмель,
дай ты, лето, юным
лунного июня,
да безумному — не сесть на мель.
Едет йети
на велосипеде
напрямки.
Тщетны ваши крики,
йети етот дикий,
может даже, вышел из реки.
Тыми-дуби-руби. Цань. ц. Ца. Грым. Грым.
Может быть вы тоже из реки?
2015, апр
[281]
— Расскажи свои беды, пропажи, досады.
— Их нет.
— Ну тогда про победы.
— Ты спрашивал. Хватит побед.
— Ищет, что бы сказать, незатейливый сводник – язык.
— Подержи меня за руки, день мне сегодня велик.
Понимаешь, за мной увязался с утра листопад,
он один был такой, а вокруг — зеленеющий сад.
А потом в твои сети свернула тропа.
— А потом?
— Я заметила: листья не падают, это мой дом.
[336]
Банджи-джампинг
— Ну давай решимся и ринемся.
Потом будет поздно.
Мы спружиним — не разобьёмся, зато полетаем.
Ну давай к краю подвинемся.
Там не зря ж столько воздуха.
А без нас он необитаем.
— Говори, птица бесстрашная,
убеждай понемногу.
Без тебя я опять каменею.
Просто то, чем на счастье обвяжемся, —
за спиною дорога.
И моя сильно длиннее
моя сильно длиннее.
[337]
Я, если встречу прежний мяч футбольный,
скажу: — А ты совсем не потолстел,
теперь сто лет живи, теперь не больно,
ты был собой, летал, куда хотел,
ты сам решал! Так я скажу как зритель
заслуженному старому мячу.
А правды вы подальше уберите,
я правд уже и слушать не хочу.
[331]
Говорухин, Рязанов, Бортко.
Мне какого ж ещё рожна?
Ящик дисков. Но если коротко,
нужен зрительный зал. Страна.
Скалюсь загнанным павианом.
Сто каналов — одно кольцо.
Ну сотрите мне шиш с экрана!
Ну верните туда лицо
С вершины опыта
Муху бы ветром, водой подхватить из дурманящей
липкости.
Так уж печалится, верит — не киньте в беде.
Из сумасшедшего дома, я думал, когда-нибудь
выпустят.
Мушка, не выпустят… Он везде.
Что-то мне не читается
утешала б гайавата
да с державой х….то
[343]
Не может за землю молиться
зелёный прищуренный лёд.
Илья ну когда же родится…
Кощей ну когда же помрёт…
помрёт… помрёт… помрёт… помрёт…
помрёт…
Вон в пропасти, вывернув рёбра,
ржавеет романтик камаз —
водиле с прищуром недобрым
отдали баранку и газ…
и газ… и газ… и газ… и газ…
и газ…
[344]
Лбом — в грозы ароматные,
очами настежь,
дом мой в пятидесятые
звучал иначе.
Тот же плебейский гимн, зато
с дитём — без мата.
И полонез Огинского.
И соната
Пятачок для танго Л.Альтшулер Выйди за край —
там нету края —
не умирая,
кружит звёздный фантом,
кружит, дыханья, касанья не зная.
Нет, я не там.
Вы все не о том.
В травах пропасть —
вечер так тонок,
пока совёнок
не закусит кротом.
Где же вы, звоны, где зори без стонов?
Нет, я не там.
И вы не о том.
Вот они, вот —
что мне речью подобны,
так бесподобны
хоть в огне, хоть в снегу,
с лика не злобны, да рыком утробны.
Нет, я не там.
Я не смогу.
Где мне присесть?
Мой клочок не отмечен.
Кто-то засеял
даже межу.
Но — силуэт, эти острые плечи…
Что он затеял?
Я погожу.
И, бессловесный
мастер чудесный,
мастер безвестный,
музыкант–аноним,
он на земле
возвращает мне место
звуком одним,
звуком одним
2016, авг.
Поздравление Ю.Нечаеву на 49 лет Л.Альтшулер Я не письменник, я скорей изустник.
Тут лист к листу просился бы капустник.
Но где он — Юркин, где он — Гиндин Мишка…
Всё, что я смог, — вот эта кочерыжка.
Я за себя, за Игоря и Мишу
всё, что здесь вижу, и всё, что слышу,
переварил в кастрюльке вдохновенья
в понятные для физиков сравненья.
Вот вы, когда свой ускоритель затевали,
куда-то ж землю вынимали и девали,
но что-то я нигде не вижу гору,
объёмом равную исторгнутому тору.
Когда глядишь на прожитые годы,
в мозгах и сердце вроде тоже убыло породы,
но я достойную опять не вижу гору…
ну и так далее, к тому же разговору.
Короче, Юра, вот как Вильсон — Нильсу Бору:
ведь эти камеры смешны из-за забору,
а на закорках собственные внуки
куда теплее мировой науки.
Какой там тор, когда пошла Наташа в гору,
там Машенька, небось, давно читает Тору.
А тут ещё улов — готовьте снасти —
выходит замуж выросшая Настя.
Проходят дни, нам сны другие снятся.
Ты отдохни. А дочки пусть плодятся,
чтоб слово «дед» растущая орава
читала слева и читала справа.
Да нам вообще границы эти узки.
Мы им устроим географию по-русски.
Мы так к фамильям подберём участки —
им не узнать, где корни, где початки.
Решаем так: пускай Нечаевы пекутся,
чтоб Гамбургам и Хайфам не загнуться,
Альтшулеры же тут, включая Павла,
присмотрят, чтобы Тула не пропала.
Но в Гамбургах не впустят тёти дядю
без стука, но с бутылкой, на ночь глядя:
«— Тшем вам помотч?
Мы в нотч не можем кушат».
В объятиях, короче, не задушат.
Вот тут вы — к нам, у нас с таким вопросом
им гегентайль, ну то есть вайсэ вёсэ.
Весёлый Вася? Ночью? Полвторого?
А вот и Юра. Мы всегда готовы!
Накроем стол и наведём порядок.
Я буду говорлив — ты будешь краток.
Я осужу людскую рать — ты не осудишь.
Я позабуду подливать — ты не забудешь.
К утру — записку на звонок,
чтоб нам не докучали:
«— Ходите тут без стука ног! У нас Нечаев!»
Мы не меняли тот звонок,
пусть хоть сотрётся,
мы так и знали — может всё ещё вернётся.
1997, фев
Маленькие лютни Л.Альтшулер —
Я б хотела опять показаться ему
наваждением в лунном луче.
Только, крылья прижав, тихо-тихо во тьму
отступаю, не знаю зачем.
Только крылья дрожат, значит, чуют свечу,
и зовёт и страшит тишина.
Я б летела, кружа, но держусь, но шепчу:
«— я должна, я должна, я должна».
— У меня есть волна. Я наверно песок.
Что пройдёт сквозь меня — снова жду.
Видно неутолимо небес колесо
передышкой сменяет беду.
Видно не утопима луны пиала
в океане полночных чернил.
У меня есть любимая. Скажешь: «была», —
это значит и я только был.
2016, сент
Ласточка Л.Альтшулер Ласточка вдруг залетела, зависла, вцепилась во что-то, и вот чудеса —
в руки далась. Тихо-тихо, как спичку, несу невесомый подарок — лети.
Ишь как ловка, но вдоль клюва, я видел, желта и нежна, не сошла полоса.
Кто ты, ребёнок? По нашему веку малышкой наверно была б лет пяти.
Весь твой рисунок тщедушный — зажмурюсь — на белом петелька да дужка углём.
Я же — такое большое, с чего ты взяла «вот спасенье, вот буду жива»?
Это ликует бездонное небо в отчаянном маленьком сердце твоём.
Это всё дело в той капельке жёлтого, солнцу приятель — одна синева.
2015, сент
